Tuesday January 25, 2011 at 03:00:53

Цитаты

Из разных источников

Работать Душой

Содержание

Торо

Последние и самые удивительные изобретения человеческого ума всего-навсего усовершенствованные грабли для навоза.


Я часто виню моих хороших знакомых в безмерном легкомыслии, потому что, хотя мы и не говорим друг другу комплиментов, но и не даем уроков честности и искренности, как делают животные, твердости и надежности, как делают скалы.


Мне кажется, прочесть даже одну газету в неделю и то слишком много. Последнее время я это делаю, и у меня такое чувство, словно я живу в чужом краю. Солнце, облака в небе, снег и деревья не говорят мне так много, как раньше. Нельзя быть слугой двух господ. Целого дня сосредоточенного созерцания не хватит, чтобы понять и овладеть богатством дня.


Я, пожалуй, не знаю мыслящего человека, обладающего такими широкими взглядами и настолько свободного от предрассудков, чтобы в его обществе можно было думать вслух.


Меня обыкновенно спрашивают, откуда я или куда еду. Но однажды я случайно услышал вопрос, гораздо более уместный, когда один из присутствующих в зале спросил другого: «Зачем он это говорит?» Эти слова заставили меня содрогнуться.


Редко встречаем мы человека, который может сообщить нам новости, взятые не из газет или разговоров с соседом. Большей частью мы отличаемся от своих ближних только тем, что они читали газету или были в гостях, а мы нет.


Мы можем стыдиться того, что прочли или услышали за день. Я не знаю, почему мои вести должны быть столь несущественны в сравнении с мечтами и ожиданиями, почему события моей жизни должны быть столь ничтожны. Новости, которые мы слышим, в основном не новы для нашего духа. Они лишь бесконечное повторение избитых истин. Меня часто подмывает спросить, почему такое значение уделяют какому-то частному событию, ну, например, тому, что через двадцать пять лет вы снова встретили на улице архивариуса Хоббинза. Ну и что же, вы не уступили ему дороги? Таковы ежедневные новости. Они, похоже, носятся в воздухе, неприметные, как споры, и попадают на какой-нибудь забытый thallus или поверхность нашего ума, которая становится для них почвой, и так начинает развиваться опухоль. Нужно смывать с себя такие новости. Даже если земля наша разлетится на куски, что из того, если при этом самая суть ее останется неизменной? Если мы в здравом уме, то не должны интересоваться такими вещами. Мы живем не для праздных забав. Я не заверну и за угол, чтобы посмотреть, как мир взлетит на воздух.

Симона Вейль

Пока не убедит собственный опыт, мы ни за что не поверим, что все, наполняющее нашу душу ≈ все мысли, все чувства, отношения к идеям, к людям, ко всей вселенной и даже самые сокровенные отношения к самим себе, — все это целиком находится во власти обстоятельств. Даже если мы соглашаемся чисто умозрительно (что само по себе крайне редко), то в глубине души не верим все равно. Верить этому всей душой ≈ вот что именно называет Христос словами: «отрицать самого себя»


Несчастье заключает в себе истину нашей судьбы. Узрят Бога только те, кто предпочтет лучше познать истину и умереть, нежели прожить долгую и счастливую жизнь в иллюзии.


Крест Христов есть единственный источник света, способный просветить тьму несчастья. В любую эпоху, в любой стране — повсюду, где есть несчастье, его правдой является Крест Христов. Каждый человек, который настолько любит правду, что не убегает в глубину лжи, скрываясь от лица несчастья, имеет часть в Кресте Христовом, независимо от того, к какой религии он принадлежит. Если бы Бог помыслил отлучить от Христа людей какой-то страны или какой-то определенной эпохи, мы могли бы понять это по одному-единственному признаку, а именно по тому, что в их среде отсутствует несчастье. Но мы не знаем из истории о чем-нибудь подобном. Повсюду, где есть несчастье, там есть и Крест, сокровенный, но присутствующий в каждом, кто, отвергая ложь, выбирает правду и, отвергая ненависть, выбирает любовь. Несчастье без Креста — это ад, а Бог не попустил аду быть на земле.


Нам часто хотелось бы плакать кровавыми слезами, когда подумаем, скольких из нас сокрушило несчастье, — тех, кто не умел извлечь из него пользу. Но если смотреть на вещи более хладнокровно, самая безумная растрата — это пренебрежение красотой мира. Можно ли сосчитать, сколь часто ясность звезд, шум морского прибоя, молчание предрассветного часа раскрываются навстречу душе человека, — но безответно! Не отзываться на эту красоту — преступление неблагодарности, столь тяжкое, что оно, вероятно, заслуживает наказания в виде несчастья. Правда, некоторых это наказание обходит стороной. Но в таком случае их карой становится бездарное существование, — а чем бездарная жизнь лучше несчастья? Впрочем, наверное, жизнь таких людей не перестает быть бездарной, даже когда их постигают большие беды.


Часто христианство упрекают в противоестественном любовании страданием, болью. Это ошибка. В христианстве речь не идет о боли и о страдании. Они — всего лишь ощущения, или состояния души, в каждом из которых можно искать некое извращенное наслаждение. Речь идет совсем о другом. Речь идет о несчастье. Несчастье — это не состояние души. Это — когда душа стирается в порошок механической жестокостью обстоятельств. В том, что человек в своих собственных глазах из человека опускается до перерезанного пополам червяка, извивающегося по земле, — в этом не найдет себе наслаждения даже извращенная натура. Но и мудрец, герой, святой — найдут не больше. Несчастье есть то, что обрушивается на человека абсолютно вопреки его желанию. Его сущностное, его определяющее свойство — ужас, бунт, который охватывает все существо любого, кто станет его жертвой. Вот что мы должны принять всей душой, с помощью сверхъестественной любви.


Чтобы уподобиться благоразумному разбойнику, достаточно понять, что, сколь бы ни было тяжко наше несчастье, это лишь самое меньшее из того, что мы заслужили. Ибо прежде того, как несчастье сковало наши силы, мы, по своей лености, инерции, безразличию или неведению, конечно же, были причастны к преступлениям, которые ввергли других людей в несчастья не менее тяжкие. Разумеется, помешать всем этим преступлениям было выше наших сил, но мы могли хотя бы сказать, что порицаем их. Мы забывали это делать, или даже одобряли их, или, во всяком случае, давали повод другим думать, что одобряем. Терпя несчастье, мы, если судить по справедливости, еще не слишком сурово наказаны. У нас нет права на жалость к себе. Мы знаем, что, во всяком случае однажды, Человек, совершенно чистый от вины, претерпел несчастье тяжелейшее. Лучше, через века, обратим сострадание к Нему. Только что сказанное может приложить к себе каждый, ибо в наших общественных установлениях и нравах много до такой степени страшного, что никто не вправе считать себя чистым от этого распространенного на всех21 соучастия. Определенно, каждый из нас окажется виновным, по крайней мере, в преступном равнодушии.


Есть один вопрос, не имеющий абсолютно никакого значения и, конечно, никакого ответа, который мы никогда не задаем, находясь в своем обычном состоянии. Зато в несчастье душа просто не может не повторять его — не умолкая, с монотонностью болезненного стона: «Почему?», «Почему всё так?» Несчастный, как ребенок, спрашивает у людей, у вещей, у Бога (даже если он не верует), у кого угодно. Почему именно ему нечего есть, почему его вгоняют в могилу непосильным трудом или жестоким обращением, или почему его вот-вот застрелят, или почему он болен, или почему он в тюрьме… Если мы объясним ему причины (что, однако, редко удается, ибо они бывают довольно запутанными), это не будет ответом. Ибо его вопрос «почему?» означает не «по какой причине?», а «зачем?» А мы, конечно, не можем сказать ему, зачем. Хотя можно придумать, но такую выдумку не назовешь добрым делом.

Странно, что у нас не вызывают вопроса несчастья ближних, кроме разве что немногих, самых близких людей. В лучшем случае мы однажды зададим его в рассеянности. Но кто сам в несчастье, в том этот вопрос забит как гвоздь, он кричит непрестанно: почему? почему? почему? Сам Христос выкрикнул эти слова: «Почему Ты Меня оставил?» (Мф 27:46; Мк 15:34)57.

«Почему» несчастного не находит ответа, потому что мы живем там, где правит необходимость, а не целесообразность. Если бы в этом мире правила целесообразность, то место блага не находилось бы в ином мире. Каждый раз, когда мы вопрошаем мир о целесообразности, он в ней отказывает. Но, чтобы знать, что откажет, сначала надо спросить.

Нас заставляет спрашивать о целесообразности мира только несчастье, да еще красота, ибо прекрасное нам дает столь живое ощущение присутствия блага, что мы ищем цель, будучи не в состоянии ее когда-либо найти. Прекрасное тоже побуждает вопрошать: «почему?»; «Почему вот это, что я вижу, прекрасно?» Но мало кто способен повторять это «почему?» в течение долгого времени. Зато несчастье кричит свое «почему?» не умолкая, часы, дни, годы, — пока не иссякнут последние силы.

Тот, кто способен не только кричать, но еще и слушать, услышит ответ. Этот ответ — молчание. Вечное молчание, за которое горько упрекал Бога Виньи58. Однако Виньи не был вправе говорить от себя, как ответил бы Праведник на это молчание, ибо сам не был праведником. Праведный — любит. Тот, кто способен не только слушать, но и любить, услышит это молчание как слово Бога.


Порою Симона мыслит шокирующими парадоксами, которые могут оттолкнуть иного верующего читателя: «Умри и воскресни Гитлер хоть пятьдесят раз, я не считала бы его Сыном Божиим. И если бы в Евангелии отсутствовало упоминание о Воскресении Христа, вера была бы для меня доступнее. Мне довольно и Креста»…

На мой взгляд, сказано замечательно. Действительно, мы принимаем Евангелие не потому, что Христос воскрес, а потому что Он был в мире и потому, что Он сказал это и так жить нас научил. И уже только потом останавливаемся перед великой тайной Воскресения. Современному человеку, принявшему Христа, ясно и то, что (и в этом смысле мы даже спорим с апостолом Павлом) даже и не воскресни Господь, мы все равно остались бы христианами и вера наша не была бы тщетна.


С еще большим основанием можно сказать это о части культуры, размещенной под рубрикой «Литература», поскольку объектом ее всегда является предназначение человека, и именно народ имеет самый непосредственный, самый реальный опыт этого человеческого предназначения.


Конкретный список рабочих неблагополучий включает и перечень того, что следует видоизменить. Во-первых, нужно устранить тот шок, который испытывает мальчишка, в двенадцать-тринадцать лет бросающий школу, чтобы идти работать на завод. Некоторые рабочие были бы абсолютно счастливыми, если бы не эта незаживающая, постоянно причиняющая боль рана от шока, но они сами не знают, что их страдание происходит из прошлого. В школе ребенок, будь то хороший ученик или плохой, был существом, бытие которого было признано: его старались развить, к его лучшим чувствам обращались. И вдруг, в один день он становится придатком к механизму, меньше чем вещь, и никого не заботит, что он подчиняется под влиянием самых низших побуждений,—лишь бы только подчинялся. Большинство рабочих пережили по меньшей мере в этот момент своей жизни такое ощущение, будто их больше не существует, ощущение, сопровождаемое как бы внутренним головокружением, которое интеллигенция или буржуа даже в самых больших своих страданиях редко имеют возможность испытать. Этот первый шок, полученный столь рано, часто налагает неизгладимую печать. Он может сделать любовь к труду окончательно невозможной.»


Кроме того, одержимость деньгами усиливает коммунистическое влияние, потому что денежные заботы, настолько глубоки, насколько они касаются почти каждого человека, в то же время в каждом человеке вызывают такую смертельную тоску, что для компенсации нужна апокалиптическая перспектива революции по коммунистическому рецепту. Если у буржуа нет этой потребности в апокалипсисе, это означает, что у больших сумм есть своя поэзия, свой престиж, который немного умеряет тоску, связанную с деньгами, тогда как если деньги считаются по копейке, тоска проявляется в чистом виде. Впрочем, вкус мелких и крупных буржуа к фашизму показывает, что, несмотря ни на что, они тоже тоскуют.


Воображаемое зло романтично и разнообразно, реальное зло - угрюмо, монотонно, бесплодно и уныло. Воображаемое добро кажется скучным, реальное добро - всегда оказывается новым опьяняющим чудом.

Клейн

Вот представь горку песка, дюну. И вот ты ползешь по ней вверх, а песок съезжает вниз. Ползешь, а он съезжает. И вот только твое намерение позволяет тебе забраться наверх. Потому что вот так устроено - ты будешь сползать. И собственно говоря, обновление идет каждое утро. Вот этот вот цикл - он суточный. Каждое утро твое сознание просыпается очищенным и сползшим.»

Мамардашвили

Свершаться, пребыть, исполниться, самоосуществиться и есть то, чем занят всегда человек даже в элементарных своих потребностях. Ведь, скажем, человеком не голод движет, а такая форма удовлетворения голода, в которой человек находится в каких-то взаимоотношениях с самим собой или с образом себя, и в этом образе может себя уважать и допускать как существо, достойное жить в мире.


Жизнью, живым, являются только проблемы; мертвое никогда не является проблемой.


Мы «человеческим» называем нечто такое, что само по себе натуральны образом не существует и не рождается. Рождается существо на двух ногах, о двух руках, с двумя глазами и так далее, но не это мы называем человеком. Философы и религиозные мыслители часто находили возвышенный язык для того, о чем я сейчас говорю, они называли это очень красиво: о человеческом в нас они говорили «второе рождение», — Платон называл это «второе плавание». Первое плавание — человек родился, и он естственным образом проходит через годы жизни, поскольку он растет и потом стареет, происходят какие-то события, он плавает в море жизненных обстоятельств. А есть второе плавание, которое есть какой-то особый акт, второе рождение, акт собирания своей жизни в целое, собирание своего сознания в целое, целое в том смысле, в котором вы это слово применяете к художественному произведению, — как некое органическое единство, которое не само по себе сложилось, а является именно целым.

Гурджиев

Не существует никакого прогресса. Всё осталось таким же, каким было тысячи и десятки тысяч лет назад. Меняется внешняя форма, сущность не меняется. Человек остаётся таким же, каким был. «Цивилизованные» и «культурные» люди живут совершенно так же, теми же интересами, что и самые невежественные дикари. Современная цивилизация основывается на насилии, рабстве и красивых словах. Но все прекрасные фразы о «прогрессе» и «цивилизации» — это всего лишь слова.


Возьмём, например, бытие минерала и растения — это разные уровни бытия. Бытие животного разнится от бытия человека. Но и бытие двух людей может отличаться друг от друга больше, чем бытие минерала от бытия животного.


Затем человек должен научиться говорить правду. Это также кажется вам странным. Вы не понимаете, как можно учиться говорить правду. Вы думаете, что вполне достаточно решить поступать так. А я скажу вам, что люди сравнительно редко говорят обдуманную ложь. В большинстве случаев они считают, что говорят правду. И тем не менее, они всё время лгут — и тогда, когда желают обмануть, и тогда, когда желают сказать правду. Они постоянно лгут и себе, и другим. Поэтому никто никогда не понимает ни себя, ни другого. Подумайте, разве могло бы возникнуть такое глубокое непонимание, такой разлад, такая ненависть к чужим мнениям и взглядам, если бы люди были в состоянии понимать друг друга? Но они не в силах понимать друг друга, ибо не могут не говорить лжи. Говорить правду — самая трудная вещь на свете: и для того, чтобы говорить правду, необходимо долго и много учиться. Одного желания здесь недостаточно. Чтобы говорить правду, нужно знать, что такое правда и что такое ложь — прежде всего, в самом себе. А знать это никто не желает.


Постарайтесь понять то, что я говорю: всё зависит от всего остального, всё связано, нет ничего отдельного. Поэтому всё идёт только потому пути, по которому должно идти. Если бы люди были иными, всё было бы иным. Но они таковы, каковы есть, и поэтому всё остаётся одними тем же.


Можете думать обо всем, что вам нравится; но только думайте иначе, не так, как привыкли, не так, как думали раньше. »


Потому что быть христианином значит иметь бытие христианина, т. е. жить в соответствии с заповедями Христа.

А люди номер один, два и три не способны жить согласно заповедям Христа, потому что с ними всё «случается». Сегодня — одно, а завтра — нечто совсем другое; сегодня они готовы отдать человеку последнюю рубашку, а завтра — разорвать на куски того, кто отказывается отдать им свою рубашку. Любое случайное событие бросает их из стороны в сторону. Они не принадлежат себе и поэтому не могут отважиться стать настоящими христианами и оставаться ими.


Пламя, при помощи которого достигается сплавление, производится «трением», которое в свою очередь вызывается в человеке благодаря борьбе между «да» и «нет». Если человек даёт свободу всем своим желаниям, если потворствует им, в нём не возникнет внутренней борьбы, «трения», пламени. Но если он ради достижения определённой цели борется с препятствиями в виде своих желаний, тогда он создаёт пламя, которое постепенно преобразует его внутренний мир в единое целое.


Кристаллизация возможна на любом основании: возьмите, например, разбойника, настоящего, истинного разбойника. Я знал на Кавказе таких разбойников. Он будет не шевелясь стоять восемь часов за камнем у дороги с винтовкой в руках. Смогли бы вы сделать это? Обратите внимание — внутри него всё время идёт борьба: ему жарко, хочется пить, его кусают мухи; но он стоит неподвижно. Другой пример — монах. Он страшится дьявола — и в течение всей ночи бьёт лбом о пол и молится. Так достигается кристаллизация. Подобными способами люди способны создать в себе огромную внутреннюю силу, перенести мучения, получить всё. чего желают. Это означает, что в них появилось нечто твёрдое, нечто постоянное. Такие люди могут стать бессмертными. Но что в этом хорошего? Человек такого типа становится «бессмертной вещью», хотя иногда в нём сохраняется некоторое количество сознания. Но даже и это, следует помнить, происходит очень редко»


Люди — это машины; а машинам положено быть слепыми и бессознательными; иначе они и не могут. Все их действия должны соответствовать их природе. Всё случается. Никто ничего не делает. «Прогресс» и «цивилизация» в полном смысле этого слова возникают лишь в результате сознательных усилий. Они не могут быть результатом бессознательных, механических действий. А на какое сознательное усилие способна машина? Но если одна машина бессознательна, тогда бессознательны и сто машин, и тысяча, и сто тысяч, и миллион. А бессознательная деятельность миллиона машин с необходимостью завершается разрушением, истреблением. Как раз в бессознательных, невольных явлениях и скрыт корень зла.


Наш исходный пункт — это тот факт, что человек не знает себя, что он не существует (эти слова он произнёс с ударением), он не то, чем может и должен, быть. По этой причине он не в состоянии вступать в какие-то соглашения или брать на себя какие-либо обязательства. Он не способен ничего решать о своём будущем. Сегодня — это одно лицо, а завтра — другое.


«Говоря об эволюции, необходимо с самого начала понять, что никакая механическая эволюция невозможна. Эволюция человека — это эволюция сознания, а «сознание» не может эволюционировать бессознательно. Эволюция человека — это эволюция его воли; а «воля» не в состоянии эволюционировать невольно. Эволюция человека — это эволюция его способности делать; а «делание» не может быть результатом вещей, которые «случаются».


Эволюцию человека, — ответил Гурджиев, — можно понимать как развитие в нём тех сил и возможностей, которые никогда не развиваются сами по себе, механически. Только такого рода развитие, такой тип роста указывает на подлинную эволюцию человека. Нет и не может быть никакого иного рода эволюции.


Внешние признаки человеческого бытия многосторонни: активность и пассивность, правдивость и лживость, искренность и неискренность, храбрость и трусливость, самоконтроль и распущенность, раздражительность, эгоизм, готовность к самопожертвованию, гордость, тщеславие, обман, усердие, леность, моральность, развращённость — это и многое другое составляет бытие человека.

Но все эти качества в человеке совершенно механичны. Если он лжёт, это означает, что он не способен не лгать. Если же он говорит правду, это означает, что он не способен не говорить правды. И так во всём. Всё случается; человек не может ничего сделать — ни внутри, ни вне себя.

Головин

В живой, открытой жизни таится опасность: иллюзия, чудачество, безумие, криминал. Вот несколько иллюстраций нормальных поступков нормальных людей. В знаменитом фильме “Фанфан Тюльпан” есть такая сцена: вахмистр, влюбленный в пунктуальную равномерность, командует новобранцами: “и лечь, и встать”. Фанфан, проделав раза три эти упражнения, неторопливо поднимается, снимает мундир и говорит обалдевшему вахмистру: “Мне осточертел этот идиотизм”. Естественный жест есть поломка детали, угроза механизму.


Жизнь — беспрерывная импровизация и никакой аналитике не поддается; “прошлое” и “будущее” суть церебральные фантомы; окружающие вещи и люди есть то, за что они себя выдают. Интеллигенты вряд ли согласятся с таким категорическим утверждением, они знают: мы сами по себе, жизнь сама по себе, здесь наш “внутренний мир”, там — “мир внешний”, до крайности несовершенный, взыскующий реформаций. Они теряются и паникуют, когда встречают несводимую к дистанции и знаковой системе реальность, например, внезапную агрессию, “бессмысленную жестокость”, скабрезные позы, анекдоты, эмерджентность “материально телесного низа” вообще. Они паникуют при виде кошмарных пейзажей цивилизации и “технического варварства”, хотя все это столь же натурально, как деревья и звезды


Ты приближаешься к существу, внешне удивительно похожему на тебя, ты насчитываешь найти в общем и целом сходный организм с похожими реакциями и общим набором реакций и жестов, но вдруг — о ужас! — перед тобой стопка холодца, аляповатое чучелко, набитое шлягерами, обрывками не своих фраз и несмешных шуток, призрачными пленками чувств, опьяненное безградусными нищими соками постыдно пошлых сновидений… Они говорят, двигают руками и ногами, улыбаются, сетуют, призывно стреляют глазками — этими странными дырами, с обратной стороны которых — тоненькая полоска фольги…


С молодых лет человек пропитывается познаниями, возможно чуждыми ему принципиально.


Существенно человеческого - ничего, только пассивно интерчеловеческое кружится среди памятников, афоризмов и авторитетов


Уже разрушенный, уже разорванный специальными знаниями и спровоцированными эмоциями, человек слышит зов своего селф. Вернее, имеет шанс услышать. И тогда может начаться ужасная работа, черная стадия магистерия - нигредо, препарация, репарация, отделение чужого от своего. Но получается, что абсолютно все - чужое. Кроме вакуума темного и хрупкого, поскольку природа его не терпит. И если есть силы сохранить этот вакуум, тогда есть шанс войти в собственную смерть, раскрыться аутсайду, на пороге которого стоит… Ангел Западного окна.


“И явился перед нами архонт западных врат, и глаза его светились как смарагды. И спросил: “Зачем Пришли вы в страну смерти?” И мы ответили: “Страна, из которой мы пришли, горше смерти”


Его удивительные прозрения в математике и астрономии, его планы трансарктических экспедиций, его политические авантюры не могут не привлекать внимания историков. Это человек “истинно сущий”


Прежде всякого собственного наблюдения нам объясняют, что и как надо видеть. Подняв глаза в ночное небо, мы знаем заранее: эти семь звезд составляют Большую Медведицу, а не что-нибудь иное; заметив на дороге девушку в красном платье, мы говорим себе: это красный цвет, хотя, вглядываясь внимательней, уточним: нет, это где-то между цикламеном и пурпуровым шёлком в колорите малиновой ноктюэллы, да, примерно так. Уже медленная, уже трудная попытка самостоятельного наблюдения. Что же говорить о радикальных преодолениях социального нивелирования. Каждый имеет право на индивидуальное восприятие. Да или нет? Если да, зачем ограничиваться пустяковой аналитикой цвета? Принято считать: смотрите, вот это созвездие, вот это существо женского пола, задрапированное красной тканью, называемой «платьем». Но разве обязательно видеть именно это? Разве нельзя иначе интерпретировать эти формы и колориты?


Античная этика признавала две главные категории — свободу и рабство, различия расовые, национальные не играли особой роли. Человек, подчиненный какой-либо идее, «борец за идею», свободным не считался. Это положение так или иначе интерпретированное, дошло до Средних Веков. Иоанн Скотт Эриугена, комментируя Аристотеля, ввел термины forma formanta и forma informanta, то есть «форма формирующая» и «форма информирующая». Первая образует человека независимого: «Форма формирующая — индивидуальный логос, духовная ось души». Если душа лишена индивидуального логоса или не слышит связи с ним. душу формирует forma informanta, внешняя идея. чужая воля, чужое миропонимание.

Майринк

Узенькие, скрытые тропинки – они ведут к потерянной родине: то, что нежно, едва заметно, запечатлелось в нашем теле, а не страшные рубцы, причиняемые нам внешней жизнью,– здесь разгадка последних тайн.

Юнг

Я научился тому что надо отдавать сердце людям, но интеллект – духу человечества, Богу. Тогда Его работа может быть выше суеты, так как нет более лицемерной шлюхи чем интеллект когда он заменяет сердце


Люди растут, как и растения, некоторые в свете, другие в тени. Есть многие, кому нужна тень, а не свет.


«В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель. / Я люблю тех, кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть, ибо идут они по мосту»


Ты должен нести монастырь в себе. Пустыня в тебе.


Горе тем, что живут примерами! Нет жизни в них. Если вы живете в соответствии с примерами, вы живете жизнью этого примера, но кто будет жить вашу жизнь, как не вы сами? Так живите сами.


Указательные столбы упали, перед нами лежат неразмеченные пути. Не жадничайте, поглощая плоды чужих земель. Вы знаете, что вы сами плодородный акр, рождающий все, полезное для вас? Но кто сегодня знает это? Кто знает путь к вечно плодородным краям души? Вы ищете путь лишь в видимостях, вы изучаете книги и прислушиваетесь ко всяким мнениям. Что в этом хорошего?


Давать законы, желать улучшений, облегчать вещи стало неправильным и дурным. Пусть каждый ищет свой путь. Путь ведет к взаимной любви в сообществе. Люди увидят и почувствуют сходство и общность своих путей.

Потому дайте людям достоинство и дайте каждому стоять отдельно, чтобы каждый нашел свое братство и любил его.


Эта жизнь – путь, долго искомый путь к безмерному, что мы зовем божественным.


Одного изучения недостаточно, в сердце есть знание, которое дает глубокое понимание. Знание сердца не найти в книгах и устах учителя, оно растет из вас, как зеленое семя из темной земли. Изучение свойственно духу этого времени, но этому духу никогда не постичь снов, поскольку душа там, где изучению не место.


Но как мне обрести знание сердца? Это знание можно обрести, только прожив свою жизнь сполна. Вы живете сполна, если вы также живете тем, чем никогда еще не жили, но оставляете другим жить или думать. Вы скажете: «Но я не могу жить или думать так, как другие живут и думают». Но вы должны сказать: «Жизнь, которую я еще могу жить, я и должен жить, и мысли, которые я еще могу думать, я и должен думать». Дело в том, что вы хотели бы сбежать от себя, оставив многое непрожитым. Но вам не сбежать от себя. Все это остается с вами и требует исполнения. Если вы притворяетесь слепым и глухим к этому требованию, вы притворяетесь глухим и слепым к самому себе. Так вам никогда не достичь знания сердца.

В 1912 г. Юнг утверждал, что изучения недостаточно, если хочешь стать «знатоком человеческой души». Чтобы сделать это, надо «отложить точную науку и отбросить мантию ученого, попрощаться с исследованиями и с человеческим сердцем странствовать по миру, через ужасы тюрем, сумасшедших домов и больниц, через темные пригородные пабы, бордели, подпольные казино, салоны высшего общества, биржи, встречи социалистов, церкви, возрождения и экстазы сект, испытать любовь, ненависть и страсть всех видов в собственном теле» («Новые пути психологии», CW 7, §409).

В 1931 г. Юнг комментировал патологические последствия непрожитой жизни родителей на детях: «Что обычно имеет сильнейший душевный эффект на ребенка, так это жизнь, которую его родители… не прожили. Это утверждение покажется несколько поверхностным и неглубоким, если мы не добавим с оговоркой: та часть их жизней, которая могла бы быть прожитой, но не была прикрыта некими банальными оправданиями».

Итак, чтобы ваше понимание стало совершенным, учтите, что сердце ваше не доброе и не злое. Вы спросите: «Что? Мне жить и злом?» Дух глубин требует: «Жизнь, которую вы еще можете жить, вы и должны жить.


Каждый выбирает себе приглянувшийся сегмент мира и создает свой частный мирок, часто наглухо отгороженный от остальных, так что через какое-то время его создателю начинает казаться, будто он постиг смысл и структуру целого. »


Чем более общей является проблема, тем больше в ее решение контрабандой протаскивается собственная психология.


Человек вне мифа “походит на лишенного корней, не имеющего истинной связи с прошлым и будущим внутри себя самого, или также с современным человеческим обществом”. Далее он пишет:

Я вынужден был задать себе вопрос со всей серьезностью: “Каким мифом я живу?” Я не нашел ответа на этот вопрос, и должен был признать, что не жил мифом, или даже в мифе, а скорее в туманном облаке теоретических возможностей, которые я начинал оценивать с растущим недоверием… Так, самым естественным способом, я задался целью узнать “мой” миф, и я воспринимал это как задачу задач, я сказал себе — как я мог заниматься лечением своих пациентов, не сделав для себя необходимого, не вычислив своего личного уравнения, которое так необходимо для понимания другого человека, и не осознав его?


Жизнь обретает смысл “только когда мы переживаем ее, пропуская через себя”[98]. Так как жизнь по сути своей существует в настоящий момент времени, ее невозможно понять, изучая только прошлое. Следовательно, с конструктивной точки зрения следует спросить, “как из психэ, существующего в настоящий момент времени, построить мост к будущему?”


Hybris (Гордыня, дерзость (греч.).) сознания состоит в том, что оно желает все вывести из примата сознательного, хотя само оно достоверным образом происходит из более древней бессознательной психики. Единство и длительность сознания - это недавние приобретения, и именно поэтому всегда есть страх их вновь утратить.


Чтобы сразу начать с примера подобного отсутствия осторожности, я должен сказать, что человек, именуемый нами современным, направляющий свое сознание на непосредственное настоящее, никоим образом не является обычным человеком. Скорее он представляет собой человека, стоящего на вершине или на самом краю мира - с пропастью будущего перед ним, одними небесами над ним и всем человечеством, с исчезающей в первобытном тумане историей - под ним. Современный человек - или, повторим это вновь, человек непосредственного настоящего - встречается достаточно редко, ибо он должен быть в высшей степени сознательным. Ведь существовать целиком в настоящем означает полностью осознавать свое существование, что требует максимальной интенсивности и экстенсивности сознания, минимума бессознательного. Нужно ясно понять, что простой факт жизни в настоящем не делает человека современным, ибо тогда любого ныне живущего можно было бы считать таковым. Современен лишь тот, кто полностью осознаёт настоящее.


Для этого он должен быть здравым и умелым в лучшем смысле этого слова - человеком, добившимся в жизни не меньше других, даже несколько больше. Эти качества необходимы для достижения дальнейшего роста сознательности.

Я знаю, что практичная умелость кажется особенно отвратительной псевдосовременным, поскольку она неприятно напоминает им об их надувательстве. Это не помешает нам принять умелость в качестве нашего критерия современного человека. Мы даже принуждены сделать это, поскольку тот, кто объявляет себя современным не будучи умелым, является просто обманщиком. Современный человек обязан быть в высшей степени умелым, ибо до тех пор, пока он не искупил разрыв с традицией своими творческими способностями, он просто не верен прошлому. Было бы пустейшим делом отрицать прошлое лишь для того, чтобы осознавать настоящее. “Сегодня” стоит между “вчера” и “завтра”, оно связует прошлое и будущее - лишь в этом его значение. Настоящее представляет собой процесс перехода; только человек, осознающий подобным образом настоящее, может называться современным.


Ничто, однако, не способно так взбудоражить наше самосознание и настороженность, как состояние войны с самим собой. Едва ли можно помыслить о каком-либо другом более эффективном средстве пробудить человеческую природу из безответственного и невинного полусна первобытной ментальности и привести ее к состоянию осознанной ответственности.


Но серьезные проблемы жизни никогда полностью не решаются. Если все же создается впечатление, что они решены, это верный признак того, что что-то упущено. Похоже, что значение и цель проблемы состоит не в ее решении, а в нашей непрестанной работе над ней. Только это спасает нас от оглупления и остановки в развитии. »

Франкл

Ну а нам, заурядным, обычным «средним» лагерникам, пожалуй, подошло бы высказывание Бисмарка, который однажды заметил, что в жизни — как в кресле у зубного врача: все время кажется, что главное еще будет, а оно уже позади. Перефразируя, можно сказать, что большинство людей в лагере полагали, что все их возможности самоосуществления уже позади, а между тем они только открывались. Ибо от самого человека зависело, во что он превратит свою лагерную жизнь — в прозябание, как у тысяч, или в нравственную победу — как у немногих. »


В лагере это было так: маленький отрезок времени — день, заполненный придирками и понуканиями, — казался бесконечным. А больший отрезок, скажем, неделя, во всем однообразии ее дней, проходила, казалось, необычайно быстро. И когда я говорил, что в лагере день длится дольше, чем неделя, мои товарищи соглашались со мной. Таким парадоксальным было это тревожное переживание времени.


Духовная свобода человека, которую у него нельзя отнять до последнего вздоха, дает ему возможность до последнего же вздоха наполнять свою жизнь смыслом. Ведь смысл имеет не только деятельная жизнь, дающая человеку возможность реализации ценностей творчества, и не только жизнь, полная переживаний, жизнь, дающая возможность реализовать себя в переживании прекрасного, в наслаждении искусством или природой. Сохраняет свой смысл и жизнь — как это было в концлагере, — которая не оставляет шанса для реализации ценностей в творчестве или переживании. Остается последняя возможность наполнить жизнь смыслом: занять позицию по отношению к этой форме крайнего принудительного ограничения его бытия.


Вся сложность в том, что вопрос о смысле жизни должен быть поставлен иначе. Надо выучить самим и объяснить сомневающимся, что дело не в том, чего мы ждем от жизни, а в том, чего она ждет от нас. Говоря философски, тут необходим своего рода коперниканский переворот: мы должны не спрашивать о смысле жизни, а понять, что этот вопрос обращен к нам — ежедневно и ежечасно жизнь ставит вопросы, и мы должны на них отвечать — не разговорами или размышлениями, а действием, правильным поведением. Ведь жить — в конечном счете значит нести ответственность за правильное выполнение тех задач, которые жизнь ставит перед каждым, за выполнение требований дня и часа.

Мелвилл: «Моби Дик»

— Предзнаменование? Дайте мне словарь, я посмотрю, что означает это слово! Если боги сочтут нужным поговорить с человеком, пусть соизволят говорить прямо, а не трясут головами и не морочат его бабьими приметами.


За одно мгновение великие сердца подчас переживают в острой муке всю ту сумму мелких страданий, какие у слабого человека бывают милосердно растянуты на целую жизнь. И потому эти сердца, хоть каждый раз их боль бывает мимолетна, скапливают в себе за жизнь целые века скорби, составленные из непереносимых мгновений; ибо у благородных душ даже не имеющая измерений точка их центра обширнее, чем круги более низменных натур.


Подлинная сила никогда не мешает красоте и гармонии, она сама нередко порождает их; во всем, что ни есть прекрасного на свете, сила сродни волшебству. Уберите узлы сухожилий, что выпирают по всему мраморному торсу Геркулеса, и очарование исчезнет. Когда преданный Эккерман приподнял простыню, которой был накрыт обнаженный труп Гете, его поразил вид широчайшей грудной клетки, вздымающейся, словно римская триумфальная арка. А вспомните ту массивность, какую придает телу Микеланджело, даже когда рисует бога-отца в облике человека. И сколько божественной любви ни выражал бы нежный, округлый, гермафродический образ сына на итальянских полотнах, где полнее всего воплощена его идея, изображения эти, лишенные каких бы то ни было признаков силы, говорят лишь о той отрицательной, женственной силе покорности и долготерпения, которая для всякого, на кого она снисходит, составляет отличительную черту его учения.


Так сквозь густой туман моих смутных сомнений то здесь, то там проглядывает в моем сознании божественное наитие, воспламеняя мглу небесным лучом. И за это я благодарен богу, ибо у всех бывают сомнения, многие умеют отрицать, но мало кто, сомневаясь и отрицая, знает еще и наитие. Сомнение во всех истинах земных и знание по наитию кое-каких истин небесных — такая комбинация не приводит ни к вере, ни к неверию, но учит человека одинаково уважать и то и другое.

Папуш

Экзистенциальная психотехника — это постоянно практикуемое и совершенствуемое искусство принятия на себя действенной ответственности за собственный образ жизни»


Говорить о смирении имеет смысл только тогда, когда ты можешь позволить с собой нечто сделать, а можешь не позволить, и сознательно выбираешь. А если ты не можешь не позволить и делаешь вид, что ты смирилась, а на самом деле это просто слабость, то к христианскому смирению это не имеет никакого отношения. Смирение — это очень большая сила, а не хорошая мина при плохой игре.»


Отрицательным эмоциям (в частности, обиде) учат так же, как учат родному языку. Совершенно по Выготскому, как ребенок овладевает языком, мышлением, памятью, — точно так же его обучают отрицательным эмоциям, это такая же системная составляющая нашей культуры. Действительно выскакивая из этого, мы выскакиваем из этой культуры.

Выскочить из этой культуры можно только в другую культуру, как совершенно точно утверждает Кастанеда: нельзя выйти в никуда, можно выйти только из одной культуры в другую. На первом этапе можно и нужно попробовать избавится хотя бы от двух-трех наиболее основательных обид и вин, чтобы почувствовать вкус несколько большей «нормальности», а потом задуматься, кем ты будешь и с кем ты будешь жить, когда станешь значительно более нормальным.про обиду

Слава Курилов

А тайну зайца я разгадал гораздо позже, когда навсегда простился с Женькой. Вот о чем он хитро кивал головой: в мире нет ничего, про что можно было бы с уверенностью сказать: это так и никак иначе. Судить о чем-либо мы можем, выбрав определенную систему понятий. Но при ее изменении, как при смене угла зрения, меняет очертания и сама истина. Не стоит создавать своих теорий, принимать чужие и, тем более, следовать им. Если ты следуешь определенной системе, над тобой всегда будет висеть «ты должен», и ты никогда не будешь внутренне свободным! Какой бы правильной ни была выбранная философия, в ситуации, когда ты должен реально действовать, у тебя чаще всего нет времени, чтобы обдумать решение в соответствии с ней. Я никогда не буду знать, до самого последнего мгновения, как себя вести, а мои поступки часто удивляют меня самого больше, чем окружающих. Ум нужен для обыденных вещей, например помнить, что нужно купить в магазине, или изучить профессию, чтобы зарабатывать на жизнь. По теории этого зайца, единственная необходимая в жизни философия — мгновенный ответ действием на любой вызов жизни.


Те, кто прошел такой путь, знают, что он существует внутри другого психологического измерения. В нем человек меняется так, будто он прожил несколько лет. Если ты скован страхом, ты ничего не заметишь, если внутренне свободен, то никогда этого не забудешь. У тебя остается жгучая тоска по этому иному измерению, а тот мир, из которого ты только что шагнул в неизвестность, сразу становится нереальным и похожим на обычный сон. Именно тогда я сделал для себя открытие: внимание — вот тайна жизни! Острое внимание вовне и внутри. Обычно мы живем в каком-то полусонном состоянии и только во время мгновенных вспышек внимания способны по-настоящему видеть и чувствовать.


Обычно, когда нам причиняют боль, мы духовно падаем, но ведь эта же боль может поднять на духовную высоту, и мы будем благодарны человеку, причинившему ее, и самой боли, что она помогла нам возвыситься. Когда бьешь кого-нибудь по щеке, потом становится много хуже, чем когда тебя бьют. Если тебя ударили по щеке, подставь другую. Вот что самое важное: суметь мгновенно посочувствовать ударившему тебя — ведь он точно падает. »


Я прошел какой-то психологический барьер этой ночью. Я хорошо помню себя до момента, когда услышал внутренний голос и поплыл на шум прибоя. Когда на меня обрушились гигантские волны, мне было не до самоанализа, но каким-то внутренним чутьем я ощущал, что стал совсем другим человеком. Вся моя прежняя жизнь отделилась от меня за то время, что я был в другом мире. Там я будто родился заново. У меня не осталось ни единого неприятного воспоминания, никаких отрицательных эмоций. Все душевные раны — а их было немало — затянулись. На мне больше не висит груз прошлого. Человек, не испытавший этого, даже не подозревает о его тяжести. Наверное, все мы, кроме детей, носим в себе маленький ад, и в сознании, и в подсознательном.

Когда я вышел на берег, я испытал все. Я был королем, я был Цезарем. Я прошел через все. Исполнились все мои мечты. У меня пропала прежняя зависть к героям. Я стал Мужчиной. Исчез тайный, мучивший меня комплекс неполноценности. Люди никогда не перешагнут какую-то черту — я перешагнул. Я сделал это, я ступил через порог. Первый раз в жизни я наслаждался самим собой. Никакой ностальгии, которой я так боялся, не было и в помине. Не было и страха будущего. И еще я заметил, что исчезли мучения секса, — ощущение было, будто я и не знаю, что на свете есть женщины.

Из разных источников

Бытие есть вызов, требующий ответа, который по своему смыслу, по своей силе должен бесконечно перекрывать энергию этого вызова. »


Поэзия — это доказательство жизни. Если твоя жизнь пылает, поэзия — это ее пепел. »


Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой


Как страшен и величествен был бы удел человека, если бы он сам, без всякого руководства и утешения извне, находил в самом себе смысл своего существования и правила, по которым ему следует жить.»


Знать, хотеть, не терять мужество, хранить молчание.


Культура — это занятие, необходимое для всей жизни, составная сторона человеческой экзистенции, а ни в коем случае не декоративное дополнение. (Ортега-и-Гассет)


«У природы нет законов, она движется из неизвестного в неизвестное». (Гете)


Однако это требует в первую очередь готовности очень сложно думать и принимать сложные мысли как правильные. А повсюду разлито ожидание дармовщины и уверенность, что сложное не может быть правильным, потому что трудно.


Принципы Бакминстера Фуллера: - Руководствоваться только собственным мышлением и ограничивать себя только экспериментально полученной информацией, чтобы выразить свою собственную мечту, вместо того чтобы пытаться соответствовать мнениям всех остальных. - Действовать, основываясь в первую очередь на своей интуиции. - Никогда не заниматься саморекламой и никому не платить за рекламу.


Ищущий путь не должен спрашивать: что принесет мне пользу, чем достигну я успеха, а только: что признаю я благом?»


«У кого есть “Зачем”, тот выдержит почти любое “Как”» (Ницше)


Выбрать себя самого значит воистину и сознательно взять на себя ответственность за всякое свое дело и слово (Киркегор)


Вы слышите только то, что понимаете (Гёте)


Вспоминается давний, еще тридцатых годов, спорвладыки Антония со знаменитым богословом и историком Церкви Владимиром Николаевичем Лосским. «Он, — говорит митрополит Антоний, — тогда был очень отрицательно настроен против восточных религий. Мы это долго обсуждали, и он твердо мне сказал: “Нет, в них истины нет!” Я пришел домой, взял книгу Упанишад, выписал восемь цитат, вернулся к нему и говорю: “Владимир Николаевич, я, читая святых отцов, всегда делаю выписки и пишу имя того, кому принадлежит данное изречение, а вот тут у меня восемь изречений без авторов. Можете ли вы ‘по звуку’ их узнать?” Он взял мои восемь цитат из Упанишад, взглянул и в течение двух минут назвал имена восьми отцов Православной Церкви. Тогда я ему сказал, откуда это взято… Это послужило какому-то началу пересмотра им этого вопроса».


Понятие «порядочный человек» мало устраивало Любищева. «Порядочными людьми» были для него те, умственный и моральный уровень которых соответствует «уровню коллектива». Он же требовал иного — истинной моральности, то есть чтобы человек самостоятельно работал над повышением этого морального уровня; чтобы мораль для него была не исполнением прописей, а процессом преодоления, работы. Он понимал, что таких людей всегда немного, но всегда их было достаточно, чтобы обеспечить моральный прогресс человечества.


Прошел и август, и сентябрь.
Октябрь с августом прошли.
Прошли ноябрь и декабрь.
Июль и май как март прошли.


Путник, стремящийся к горизонту ЗНАЕТ, хорошо знает куда он идет. Он идет - К ГОРИЗОНТУ. И, одновременно, он НЕ знает КУДА он идет. Что есть горизонт? Что его там ждет? Нужен ли он ему этот горизонт? Кто знает? КТО?»


Страх… Я не задумывался об этом раньше. Почему я лгу? Мне страшно говорить правду. Почему я выдаю себя за другого, пытаюсь казаться хуже, чем есть? Мне страшно выделяться из толпы. Почему я живу так, как живу? Мне страшно жить по-другому.

Страх… Вот он - КТО! Страх жить по-другому. Не так как все. Не в общей толпе, массе, а одному. Отдельно. По своим правилам и законам.»


Рыбка ищет, где глубже, кто-то ищет там, где лучше, а человек ищет то место, где он может сделать больше всего из того, что ему предназначено судьбой сделать.

Нужно изо всех сил стараться жить всегда, а не во время отпуска, выходных, уезжать куда-то для того, чтобы начать «жить». »


Каждый человек имеет свой встроенный телевизор, который в режиме нон-стоп внушает ему всякую оценочную хуйню. Те, кто действительно смотрят телевизор и читают СМИ, чаще ретранслируют полученную оттуда хуйню по своему каналу. Те же, кто его не смотрят (и, казалось бы, поумнее) имеют самогенерирующийся источник хуйни, которую несет их внутренний телевизор, и тоже нон-стоп. Он имеет собственного диктора, журналистов и даже директора канала, которые принимаются за правду и “собственное мнение”. Однако разница между телевизорами небольшая. Разве что второй - более затратный по ресурсам и кажется реальным я.»


Пять дураков шли через деревню. Увидев их, люди удивились, потому что дураки несли на своих головах лодку. А лодка была огромной; они буквально сгибались под ее тяжестью. Люди спросили: “Что вы делаете?” Дураки ответили: “Мы не можем бросить эту лодку. Мы переплыли на ней с того берега на этот. Как можно ее бросить? Только благодаря ей мы добрались сюда. Без нее мы погибли бы на том берегу. Приближалась ночь, а на том берегу водятся дикие звери; к утру мы, конечно бы, все погибли. Мы никогда не бросим эту лодку. Мы перед ней в вечном долгу. Мы будем носить ее на своих головах из чувства благодарности”


Самое худшее преступление - притворяться


И сразу вспоминается Митрополит Антоний Сурожский, который на епархиальной конференции в мае 2001 г. ребром поставил вопрос where has Christianity gone wrong? — «где ошиблось христианство?»… Свой доклад на этой конференции он закончил словами: «И мы должны … принести миру наш опыт Бога (our experience of God), не «христианство», не правила, не каноны, не даже формы молитвы, но саму суть нашего общения с Богом»


Во время гнева не должно ни говорить, ни действовать.»


Для людей самыми важными факторами долголетия являются: 1) сознания своей нужности другим, 2) управление своей судьбой. »


Моя нынешняя гипотеза состоит в том, что физически благополучный человек, получающий оправданную норму еды и сна, не устает ни от какой рабочей нагрузки. В принципе, он может обходиться вообще без отпусков и выходных многие месяцы. Я, например, в своей рабочей жизни никогда не отдыхала больше пяти дней подряд и часто пропускаю выходные. Никто не устает от “вчера”, только от “завтра”. Если создан внятный, реалистичный и привлекательный образ будущего, вы не будете знать накапливающейся усталости - только здоровое утомление после завершения рабочего дня, которое проходит к утру. Ясное будущее дает силы. Смутное, неприятное или непродуманное - отнимает. От него-то и устают.


Медитативный ум видит, наблюдает, слушает, без слова, без комментария, без мнения, внимательный к движению жизни во всех его взаимоотношениях в течение дня. И ночью, когда весь организм отдыхает, у медитативного ума нет снов, ибо он был ясно сознающим и бодрствующим весь день. Только ленивый и вялый видит сны, только полусонный нуждается в намёках его собственных состояний. »


Каждый день надо делать дело, которое тебя пугает /Элеонора Рузвельт/


Если вы хотите добиться успеха в жизни, запомните только одно: прошлое не равно будущему. Потому что то, что вы делали минуту назад или вчера, или в течении последних шести месяцев, или последние шестнадцать лет, или последние пятьдесят лет - ничего не значит. Действительно важно то, что вы делаете прямо сейчас


пока вы не поймете, в каком вы настроении хотите быть рядом с вашим мужем, рядом с вашим любимым человеком, в вашей церкви, за рулем любимого автомобиля, за офисным столом на вашей работе, изучая знания в университете где-то. Пока вы не поймете, какое настроение вы хотите иметь, как вы хотите себя чувствовать - это делать просто бесполезно


Но ожидая и спрашивая таким образом огня чистой любви свыше, мы, братие, и сами не должны оставаться в бездействии, а уготовлять души и сердца свои, как светильники, к тому, чтобы огнь небесный, сошед на них от Духа Св., мог удобно воспламенить их.

Дальше вопрос: “В чем должно состоять сие приготовление?”.

И ответ:

“После молитвы, ВСЕГО БОЛЕЕ в размышлении о любви Божией и о том пламенном союзе, коим во Христе связаны неразрывно все потомки Адамовы”.